Дейзи ждала хозяев несколько дней. Сидела перед калиткой и смотрела на дорогу, просунув голову между прутьями. Через Маринин участок перекрикивались две соседки:
- Танюша, глянь, там собачку вроде забыли? Целый день сидит и ждет, бедная…
- Может, у них случилось что? У тебя ихнего телефона нету?
- Нет…Ничего у них не случилось, просто сволочи…Я их давно знаю…
- Такую красивую девочку бросили! Звери, а не люди!
Однако дальше возмущения дело не пошло. На следующий день выходные кончились, и соседи разъехались с дач. Садоводство почти опустело.
Так началась для Дейзи бездомная жизнь. Под крыльцом, в куче сухих листьев, Дейзи нашла себе сносное жилье. От холода оно почти не защищало, но хотя бы укрывало от ветра и дождя. Гораздо хуже было с пропитанием. На третий день, мучаясь от голода, боксерка прорыла под забором ход и выбралась на улицу. Вокруг не было ни души. Ветер гнал листья, серое небо брызгало дождем. Дейзи подняла нос и начала принюхиваться…
Проходили дни, складывались в недели, заканчивался сентябрь. Боксерка с трудом приспосабливалась к уличной жизни. Немногочисленные постоянные обитатели садоводства уже привыкли к худенькой рыжей курносой собачке, которая бродит вокруг продовольственного магазина, роется в мусорных кучах и робко попрошайничает возле станции.
Жизнь научила Дейзи многим мудростям. Самое главное в жизни – это еда. Самое безопасное место для еды - собственный желудок, поэтому надо сожрать любую еду, которая окажется в зоне досягаемости, причем всю, и как можно быстрее. Лишнее можно сблевать в укромном месте и доесть потом. Еды на свете не так уж мало - но ее надо уметь добыть. Со временем Дейзи постигла это искусство. Она научилась есть такую дрянь, на которую прежде даже не взглянула бы - заплесневелый хлеб, картофельные очистки, дохлых мышей. Тухлые мясные обрезки она теперь считала деликатесом. Однажды Дейзи даже поймала мышь. Правда, мышь была странная - она еле шевелилась и даже не смогла отползти, когда Дейзи подкралась и схватила ее, грозно рыча. Той ночью Дейзи было так плохо, что она чуть не умерла. Однако к утру оклемалась и снова побежала на помойку.
Дейзи находилась в поиске с утра до вечера, однако еды все равно не хватало. Живот рос, а лапки становились тоньше и тоньше. Ребра все сильнее выпирали из-под потускневшей шкуры, которая из ярко-рыжей стала какой-то охристо-серой. Потом со спины полезла шерсть. Это было очень плохо. Во-первых, облезлая шкура совершенно не грела, и боксерка вскоре простудилась. А главное, люди, идущие со станции, начали шарахаться от нее и почти перестали подкармливать. Вместо «Ах какая хорошенькая собачка, как же хозяева выпускают ее гулять одну?» Дейзи все чаще слышала: «Брысь, страшилище!» или «Доча, отойди от собаки, не видишь, у нее лишай!» Продавщицы местного продмага поговаривали о том, чтобы вызвать отлов – «чтобы заразу не разносила».
Однажды утром Дейзи пришла к помойке у продмага, где в основном и столовалась, и там ее встретили два огромных, косматых бродячих пса. «Только подойди! - недвусмысленно говорили их взгляды и оскаленные пасти. – Мы и тебя сожрем! Теперь это наша территория, поняла, малявка?»
Псы явно поселились на помойке надолго. Они держали в осаде черный ход магазина и выхватывали объедки прямо из рук у продавщиц. Если один уходил прогуляться, другой непременно лежал возле бачка и караулил. Два дня у Дейзи во рту не было и маковой росинки. А на третью ночь приехал фургон. В темноте слышались звуки выстрелов и собачий визг. Утром псы исчезли. Дейзи снова начала ходить к магазину.
Понемногу Дейзи училась разбираться и в людях. Поначалу она ластилась ко всем без разбора, но жизнь быстро избавила ее от детской доверчивости. К старушкам Дейзи подбегала почти безбоязненно и сразу совала нос в пакеты и сумки. От мужчин держалась подальше, в любой момент готовясь увернуться от пинка. Радостно приветствовала местную старую пьянчугу, поджидала ее возле ларьков. Выпив, старуха бывала ласковая и щедрая, а с похмелья могла наорать и пнуть безо всякой причины.
Однажды Дейзи забрела далеко за станцию, в незнакомые места, и вдруг почувствовала ужасную вонь. В леске недалеко от станции горел костер, возле него сидели трое оборванных бомжей. Еще от них пахло водкой и дешевой колбасой. Боксерка подбежала и села недалеко от костра, помахивая хвостиком и сглатывая слюни. При виде нее бомжи сразу оживились.
- А вот и закусь прибежала! Собачка, иди сюда…
Дейзи сама не поняла, как ей удалось увернуться, когда заскорузлая лапа бомжа схватила ее за шкирку.
- Стой, з-зараза!
Второй бомж сделал бросок, намереваясь придавить собой собаку, однако поскользнулся и упал в костер. Под замысловатую ругань бомжей Дейзи понеслась прочь.
Закончился сентябрь. День за днем тяжелым тускло-золотым ливнем летели опадающие листья. По утрам трава становилась седая от инея. С каждым днем Дейзи было все тяжелее добывать еду. Она ходила только до магазина и домой, по дороге ложилась отдыхать на обочину. Одним октябрьским вечером боксерка ощутила беспокойство. Она бродила по участку, залезала под крыльцо, вертелась там, устраиваясь поудобнее; притащила с помойки тряпку, разорвала ее в клочья и утеплила ими свою нору.
Ночью у Дейзи родились четверо щенков. Собака перекусила им пуповины, вылизала одного за другим. Снаружи свистел ветер и с шорохом падали листья, Дейзи лежала в норе под крыльцом, а ее мокрые и горячие новорожденные дети пищали и сосали молоко. В первый раз с того дня, как ее бросили на даче, боксерке было хорошо. Ей было тепло и спокойно, и она больше не чувствовала себя одинокой.
Следующим утром Дэйзи побежала к магазину добывать еду. От щенков уходить страшно не хотелось, сердце так и разрывалось от беспокойства, но голод был сильнее.
Продавщицы продмага стояли у черного хода и курили, глядя, как Дейзи подбирается к помойке.
- А Дуська-то похудела! Никак родила? - отметила новость одна из продавщиц.
- Найти бы ублюдков, да утопить, - проворчала вторая продавщица, затягиваясь.
- Зачем топить, может, возьмет кто?
- Да кому они нужны, они ж беспородные. Все равно подохнут. Да и Дуська зиму не переживет. И так-то шерсти толком не было, а теперь от лишая и вовсе полысела…
- Машка, да никакой это не лишай. Помню, когда беременная ходила, у меня тоже полголовы вылезло - проведешь расческой, и прямо клочьями…
Местные бомжи тоже отметили событие.
- Гляньте, сучка ощенилась. Найти бы где… - бомж облизнулся, - Эх… Вот и живые консервы были б на зиму…
- Ниче, найдем, - посулил второй бомж, провожая взглядом пробегавшую мимо Дэйзи.
Первую неделю Дэйзи почти не отходила от детей, выбегая со двора только быстренько перехватить каких-нибудь объедков. Щенки были разные. Трое пошли в мать - гладкошерстные, рыженькие, с тупыми носиками, а один в отца, который давно изгладился из памяти Дэйзи - крупный, сильный, мохнатый, толстолапый черныш. Он громче всех пищал и первым пробивался к самым молочным соскам, распихивая более слабых братьев и сестер. Однажды холодным, дождливым днем боксерка долго бегала по садоводству в поисках пищи. Когда она вернулась, все щенки поползли к ней, а один остался лежать в углу норы. Дэйзи потыкала его носом, вылизала, но он был холодный и неподвижный… Она подумала, взяла его в зубы и отнесла к забору, под куст, подальше от крыльца.
Вечером небо потемнело, наполнилось шумом и воем. С моря задул ледяной ветер. Начался ливень, который вскоре превратился в мокрый снег, и на садоводство обрушилась свирепая метель. Вечер перешел в ночь, но ветер все усиливался. Издалека было слышно, как на Финском заливе в берег бьют огромные морские волны. Ветер ломал деревья, рвал провода. Становилось все холоднее и холоднее, воздух побелел от снега. Дэйзи затаилась ни жива, ни мертва под крыльцом, в ненадежном убежище из листьев и тряпок. Он не спала всю ночь, трясясь от страха и холода. Щенки прижимались к ее голому брюху, стараясь отвоевать себе хоть крупицы тепла. Выл ветер, гнулись деревья, крыльцо хлестали дождь и мокрый снег. Утром, когда ветер стих и снегопад прекратился, Дэйзи обнаружила, что ее сосет всего один щенок - черныш с мохнатой шкуркой.
Больше таких бурь не было. Конец октября выдался на удивление теплым, даже ночные заморозки прекратились, поэтому боксерке удалось выкормить своего последнего щенка. Ее молока как раз хватило, чтобы он вырос сытым и здоровым мальчишкой. Выглядел черныш очень потешно – курносый, лохматый, с огромными развесистыми ушами, мамиными веселыми карими глазками и кисточкой на хвосте. Все время, не отданное сну, он играл - с листьями, с тряпками, с матерью и даже с собственным хвостом. Молока еще хватало, но боксерка чувствовала, что еще пара недель, и оно пойдет на убыль.
В первую субботу ноября выдался удивительно теплый, солнечный день. Деревья стояли голые, золотая осень кончилась. Повсюду высились груды сухих листьев, поднимались дымки костров. В садоводстве царило непривычное оживление, мимо забора то и дело проезжали машины. Дачники пользовались последними теплыми днями года и готовили к зиме свои дома и участки. Только во дворе у боксерки было тихо и безлюдно. Дэйзи уже давно не ждала хозяев. Она лежала на крыльце, наслаждаясь скудным осенним теплом, и смотрела, как черныш с боевым тявканьем гоняет по двору пустую консервную банку. Вдруг из-за забора пахнуло знакомой вонью.
- Ага! Вот вы где спрятались…
За калиткой стоял бомж и смотрел на черныша. Боксерка приподнялась и зарычала.
- Больно ты мне нужна, доходяга, - пробормотал бомж, не сводя глаз со щенка.
На теле Дэйзи давно уже не осталось ни капли мяса - только кости, обтянутые облезлой шкурой. А молочный щенок - толстенький, сочный…
Во двор бродяга не полез - в садоводстве было слишком людно. Он опустился на корточки, просунул между рейками забора прутик и принялся шуршать им в траве, подманивая щенка.
Черныш поднял ушки, увидел прутик и радостно поскакал к забору. Перед калиткой он остановился в замешательстве - там была чужая территория, и ему даже на ум не приходило, что можно выбраться на улицу. Но прутик шуршал в траве так заманчиво… Черныш решительно протиснулся между рейками. В тот же миг бомж торжествующе схватил свою добычу.
Боксерка с лаем кинулась к забору, от волнения забыв про свой подкоп. Щенок, которого грубо стиснули поперек брюшка, начал вырываться и пищать.
- Молчи, консерва…
Дейзи заходилась лаем.
- Тьфу на тебя, - сплюнул бомж и пошел к станции. Боксерка помчалась вдоль забора вслед за ним, не переставая истошно лаять.
В этот момент напротив дома остановились проезжавшие мимо «Жигули».
- Лен, посмотри, что там за шум? - раздался молодой мужской голос.
- Собака лает на бомжа.
- Что-нибудь спер, что ли?
Дверца открылась, из машины вышел светловолосый парень в спортивной куртке.
- Эй, мужик? Че ты там делаешь! Ты что понес, ну-ка покажи!
- Я ничего не воровал, - принялся оправдываться бомж, решив, что видит перед собой хозяев дома. – Зачем бы мне надо? Я тут просто шел…
- Зачем тебе щенок?
- А вам какое дело? Ваш он, что ли?
- Он его сожрет, - сказала девушка, выглядывая в окно машины. - Они едят собак, я читала в газете.
Парень усмехнулся.
- Что, мужик, и вправду сожрать щена собираешься?
- А хоть и сожрать! - с вызовом заявил бомж. - Вам-то что?
В это время боксерка, которая наконец вспомнила про подкоп, как раз пролезла под забором и с рычанием бросилась на бомжа.
- Я те, гнида!
Бомж грозно топнул ногой, боксерка шарахнулась к забору, не переставая рычать. Девушка, сидевшая в машине, вышла на улицу, присмотрелась к Дейзи и ужаснулась.
- Боже мой! Сережа, ты только посмотри! Это же скелет ходячий! Ее ту что, голодом морят?! Где ее хозяева?
- Нету никаких хозяев, - ответил бомж. - Сучонка тут уже месяца два одна болтается. Бросили ее тут. Ну, я пошел…
- Эй, погоди! - воскликнула девушка. - Отдай щенка за полтинник!
- Лена, зачем нам щенок? - тихо спросил парень.
- Да потом разберемся. Он же его правда сожрет. Заплати ему, и пусть валит отсюда…
Бомж получил свой полтинник, вручил Сереже щенка и ушел, очень довольный. Сережа понес черныша к машине. Боксерка побежала за ним, подскакивая и взволнованно заглядывая ему в лицо.
- Так это ее щенок! – догадалась Лена. – Вон, соски висят. Надо же, такая тощая мамаша и такой роскошный щен! Она, наверно, старенькая совсем. Что за нелюди! Как могли бросить такую славную старушку… Сереженька, а давай их обоих заберем!
- Ленка, даже не смотри на меня такими глазами! Ладно, только чтоб через неделю пристроила обоих!
- Обещаю, Сереженька, обещаю!

Вот так Дэйзи и черныш обрели дом. Лена выполнила обещание и вскоре нашла щенку хорошую новую семью. Черныш вырос гораздо крупнее матери и превратился в могучего и мохнатого зверя, но развесистые уши и кисточка на хвосте выдают его истинный характер. Боксерку тоже хотели отдавать, и даже начали приискивать ей достойных хозяев, но оказалось, что она тяжело больна. Кроме полного истощения, у нее оказалось воспаление легких и целый букет других хворей. Ее лечили всю зиму, и в итоге оставили себе.
У Лены и Сережи была дача в том же садоводстве, но на другом его конце. В конце мая боксерка снова оказалась в родных местах. Лена часто ходила с ней в магазин, но никто не узнавал в сытой, чистой, игривой боксерке то лысое страшилище, которое прошлой осенью клянчило еду возле станции и рылось в помойных бачках. Как ни странно, ее не узнала даже заводчица Марина, с которой Лена как-то раз столкнулась возле дверей магазина. А вот Дейзи ее узнала сразу. Она страшно разволновалась и с такой силой потянула Лену к своей бывшей хозяйке, что чуть не вырвала поводок из ее рук.
- У меня дома тоже собаки, - дежурно улыбнулась Марина Лене. – Ишь какая шустренькая… Клубная?
- Не знаю, мы ее подобрали…
- Ах, какие молодцы! Героические люди! Ну, счастья вам…
Лена одобрительно посмотрела вслед уходящей Марине. «Приятная дама, - подумала она. - И Дусенька недаром к ней сразу потянулась. Собаки интуитивно чувствуют, какой перед ними человек. Они никогда не ошибаются». 

Обсудить на форуме