В разрушенном дотла хуторе Садовом, под Большим Токмаком ездовой хозвзвода нашей полковой батареи Левка Бурбула подобрал полудохло-го от ран и голода длинноногого щенка.
Ночью Левка привез снаряды на огневые позиции. Как всегда сначала подъехал к первому орудию, пробасил:
- Компервого, хватит дрыхнуть, принимай боеприпасы. Десять ящиков снарядов и ящик шоколада.
Я уверен, что он приврал. Без этого не может. И все же огневики рады приезду Бурбулы – это наша основная связь с заокопным миром. Огневики вскакивают, тянут руки к ящикам.
- Извините, ребята - бормочет ездовой,- шоколад будет завтра, а сегодня сухари. И пять ящиков снарядов.
- Ты же говорил десять,- возмущается наводчик.
-Я сказал десять на взвод, на батарею двадцать, а на одну пушку сам вычисляй. Пять получается.
- Болтун ты, Бурбула! - махнул рукой наводчик.
-Ну и свистун,- хохочет заряжающий.
Левка мой земляк. В нашем селе Николаевке его считали первым лгуном. Ему никто и никогда не верил. Однако все знали, что он никогда не врет из корысти, просто любил шутку, острое словцо и прихвастнуть. А особенно близкие знали, что в каждой шутке, в самой невероятной его выходке есть доля правды. Если он говорит, что накопал в огороде ведер двести картофеля, значит полсотни, а может и больше есть. Но не двес-ти.
Бывало загнет такое:
- Продал в Волновахе поросенка, прихожу, а он уже во дворе.
_Золотой поросенок, -смеются мужики - Продавай еще раз!
- Придется. Может, кто из вас купит? – изрытое оспой лицо остается не проницаемым.
На самом же деле Левка продал железнодорожнику десять пар голубей, и один старый неповоротливый сизарь, которого Нюся жена Левки, называла поросенком – прилетел домой.
Однажды возле колхозной конторы поведал: Вчера на Базаре в Павловке купил быка. НЕ бык, а буйвол. Подкормлю, потянет пудов пятьдесят, сдам в колхоз за пшеницу. Возвратившись с поля, соседи, пожелавшие увидеть буйвола, столкнулись с Нюсей, поившей молоком из соски крохотного теленка. Посмеялись и забыли. А года через три Левка привел на ферму быка. Взвесили - пятьдесят пудов, на старую меру - ровно восемьсот килограмм. Председатель колхоза выписал за быка сто пудов пшеницы.
- Ай да. Левка, врет, а дело знает - завидовали те, кто хохотал над «буйволом».
В армию Левка пошел добровольно. Мог остаться в колхозе - левый глаз немного поврежден оспой, но упросил военкома. Вязли ездовым, Нюсе он написал: «Служу в артиллерии, бьем немцев в хвост и в гриву»
Спорить с Левкой бесполезно, а перебросится парой слов не мешает - земляк ведь.
Снаряды сгружены, ездовой берется за вожжи.
- Что же ты новостей не рассказываешь?
- Новости хорошие. Мелитополь наши освободили.
- Это мы уже знаем, политрук говорил.
- А я сам видел…
- Ты был в Мелитополе?- перебивает наводчик.
- Зачем мне Мелитополь. Пленных видел, тысячами бредут по дороге. А сегодня был в Гуляйполе, пса замечательного у беженцев прикупил, Настоящий ОВЧАР! Волкодав. Никто не знал кличку, так я его Махном назвал. Подходяще?
-Покажи, - снова перебивает наводчик.
-На днях увидите, а пока оставил в ветчасти, там его подлечат, подштопают.
Левка и здесь соврал, пса он ни у кого не покупал, подобрал на улице. И в ветчасть не отдавал, а оставил около кухни, чтобы повара немного подкормили.
Ездовой долго не показывал нам своего Махно, всячески изворачивался, оттягивал. И все же на марше от Молочанска до Мелитополя нам удалось увидеть собаку.
- Волкодав! Овчарка! - схватился за живот наводчик.
- Махно! Бандит!- хохочет заряжающий.
Перед нами, точнее под повозкой, сидел трех-четырех – месячный колченогий и лупоглазый щенок светло-серого окраса.
- Лев, не пес, - издеваются огневики. Левка даже не улыбнулся, глазом не повел.
….Несколько месяцев мне пришлось пролежать в госпитале. Свою батарею догнал 44-го в Крыму.
На груди у Левки Бурбулы уже блестит медаль « За боевые заслуги». Махно подрос, выровнялся, похож на взрослую собаку. - Герой,- похлопывает Левка пса по шее,- пятерых раненных из Сиваша вытащил.
Я знал, что Левка врет, но промолчал: земляк ведь, давно не виделись. На удивление, старшина батареи М. подтвердил, что на Перекопе щенок за полы притащил ездовых к воронке, где были полу засыпаны два бойца. После этого случая командир полка разрешил оставить пса в обозе.
Южным апрельским вечером наш гвардейский стрелковый полк подошел к Джанкою. Городка нет. На его месте дымятся развалины. В воздухе – густой смрад гари. Отступая, фашисты оставляют за собой пустыню. Взрывают все, что можно взорвать, жгут все, что горит. Колодцы засыпают. Жителей угоняют с собой или расстреливают.
Полковая батарея расположилась на северо-западной околице разрушенного и опустошенного городка. Вокруг ни куста, ни былинки. На скорую руку мы оборудовали огневые позиции для пушек. Там же замаскировались подводы хозвзвода и кухни.
Задав лошадям овса, Левка взял котелок и направился к кухне. Впереди весело подпрыгивал Махно. Он отлично знал, куда ходят с котелком. Вдруг пес остановился, начал обнюхивать кирпич рухнувшей стены, совать в щели свой нос…»наверно съестное учуял» - подумал солдат.
Вернувшись к бричке с котелком каши, Левка позвал:
-Махно, ко мне, ужинать!
Но пес только взвизгнул в ответ, не подошел. Ездовой поел каши, остаток выложил в немецкую каску. Бросил на землю кошму, растянулся, подложив под голову, скатанную шинель, и поставил около колеса карабин. Можно отдохнуть: сегодня в наряде другие ездовые, снаряды и каши возить не надо.
А все же почему не сет этот бродяга-пес? Только подумал об этом, как в лицо ткнулся влажный холодный собачий нос. Махно тихо, как - то особенно повизгивал, время от времени лаял, хватал зубами плащ-палатку, гимнастерку пытался тащить хозяина.
-Что с тобой, Махно?- Левка сел. Пес опять вцепился зубами в гимнастерку. Солдат поднялся, пошел за собакой. А та остановилась у знакомых уже развалин, начал рыть лапами рухнувшую стену, не переставая повизгивать и лаять.
-Товарищ старшина, подойдите сюда на минуту,- позвал Бурбула.
-Что здесь за шум?- раздался в темноте голос Медяника.
-Да вот, не пойму, чего он беснуется.
Может кошку или курицу придавило рухнувшая стена.
-А может и человека убило, кто его знает.
Надо посмотреть, давайте лопаты. Левка мигом притащил пару лопат. Подошли еще солдаты. Общими силами быстро разобрали рухнувшую стену, освободили пол, прислушались. Из-под земли доносились слабые стоны, плач. При свете фонарика разыскали люк подполья, сорвали дверку.
В лица ударил тяжелый печной запах, из глубины донесся стон: «Помогите»
Из подполья вытащили пятерых: дух женщин и троих детей. Худенький восьмилетний мальчишка без сознания. Двое суток люди находились в подполье, Без достаточного доступа воздуха. Спасенным принесли кашу, чая. Они не ели и не пили, лишь раскрывали рты - дышали. К радости всех, начал дышать и мальчик.
На рассвете следующего дня батарея вместе гвардейским стрелковым полком двинулась вперед, догоняя врага. Отличился Махно. Человек десять откопали, в развалинах, он отыскал. - На десять метров в глубь земли чует. На этот раз огневики промолчали, будто не заметив преувеличения.
Освободив Севастополь, мы опьянели от радости. Салютовали от полудня до вечера.
На околице города, батарея расположилась не окапываясь. Группа моряков выкатила из подвала бочку вина. Матрос с перевязанной головой приглашает:
- Угощайся, артиллерия-Бог войны. Угощайся, пехота - царица полей.
Пока не увидел старшина, набираем по котелку терпкого красного овина. Подходит к бочке и Левка Бурбуля. За ним Махно.
- Что за псина за тобой, дядя, бродит? – спрашивает матрос - Не цапнет за ногу?
- Это сенбернар. Спасатель. Только в Джанкое пятнадцать человек под развалинами обнаружил.
Моряки переглянулись, заулыбались.
-Трави, трави, дядя.
Левка зачерпнул котелком из бочки, выпил одним духом.
- Не верите? Дело ваше. А мы с Махно и сейчас идем на розыск. Махно, ищи!
Пес взглянул на хозяина, нос в землю, отошел в сторону от бочки шага на три и туту же начал рыть. Щебень, штукатурка, битый кирпич полетели из-под лап во все стороны. Показалась круглая темная тарелка.
- Мина,- крикнул кто-то.
- Стоп. Махно - скомандовал Левка.
Среди окруживших бочку, объявились саперы. Извлеки противотанковую мину, Далее по переулку - еще полсотни. Просто чудом никто из столпив-шихся вокруг бочки, не наступил на затаившуюся смерть.
Позже Левка рассказывал всем, что Махно в Крыму отыскал нем мене тысячи мин, откопал из-под развалин около двадцати человек, запросто вытаскивал из боя раненных.
Бойцам полковой батареи часто приходилось видеть Махно. Он никогда не отставал от повозки своего хозяина. А повозка эта являлась к нам на огневые точки почти каждую ночь. В самой сложной обстановке Левка доставит боеприпасы. Какое-то шестое чувство подсказывало ему, куда переместилась батарея. В дождь, в снег, в разгар боя всегда как-то неожиданно раздавался басок:
-Компервого, принимай снаряды. Пять ящиков. И банку второго фронта (так бойцы называли американские консервы).
Если на батарее или в ближайших пехотных траншеях были раненые, Левка отвозил их в санчасть, а иногда тяжелораненых и медсанбат. Когда Левка возился с раненными, Махно поджимал хвост. Садился в стороне и тихо повизгивал. Бывало, пес хватал зубами Левкину шинель, тянул в окоп. Это значит, там был раненный.
Так и прошагали рядом до Победы балагур Левка Бурбула и его верный друг Махно. После войны я уехал в город, Левка - в родную Николаевку. Встретились примерно через полгода.
-Ну, как там наша Николавка, поживает? - спросил я.
-Живем помаленьку. Колхоз подымается. Нюся и детки, слава Богу, здоровы. Голубей снова развели, уже пар сто на чердаке. - Левка по-прежнему загибал.
-А Махно жив?
-Да куда ж ему деться? Только конфуз с Махно получился.
-Какой конфуз????
-Да не Махно он. МАХНИЦА!  Шестеро щенят принесла!!!!